Одновременно с распространением социально конструируемых сексуальностей произошло переплетение биологической категории пола с преимущественно культурной категорией гендера. Структура мужественности соответствует тому, что большинство из нас опознает как «маскулинность»; это набор поведенческих моделей и убеждений, отличающих мужское начало от женского.
Гендерные характеристики, связываемые с мужественностью или женственностью — и проявляющиеся в повседневных действиях мужчин и женщин в социуме, — во многом являются заученными, приписываемыми качествами, которые выражаются в речевых и поведенческих моделях, форме одежды и других маркерах, имеющих скорее конвенциональную, нежели биологическую природу, меняющихся с течением времени и не одинаковых в разных культурах.
Иными словами, хотя в большинстве своем мужчины мужественны (а женщины женственны), не все они таковы, и никто не обязан таковым быть.
Содержание гендерных ролей со временем меняется в любом отдельно взятом обществе, а также различается между обществами. Если наш биологический пол фиксирован с момента рождения (что, по-видимому, справедливо для всех за возможным исключением транссексуалов, пол которых изменен хирургическим путем), то характер его культурного выражения через гендер в значительной мере есть продукт социализации, наложенный на персональные творческие элементы и выбор жизненного стиля и вследствие этого индивидуализированный.
Надо признать, что никто пока убедительно не объяснил, как и почему биологическая необходимость человеческого секса превратилась в сложное эмоциональное и психологическое минное поле, коим представляется сексуальность сегодня, или как акт размножения стал проводником столь широкого разнообразия удовольствий и страданий, которые ныне с ним ассоциируются.
Не так уж и важно, в чем кроется объяснение такой трансформации: в эволюционной ли биологии, во фрейдистском психоанализе, в структурной антропологии или божественном промысле.
Мы существуем в мире множественных сексуальностей и полиморфных извращений, и это разнообразие сексуальных индивидуальностей соседствует с целым рядом других элементов настоящего, далеко отстоящих от «естественного» состояния человека, каким оно могло быть в далеком доисторическом прошлом.
Но мы все же дорожим ими и сохраняем их как само собой разумеющиеся элементы современной жизни.
Иначе говоря, возможность определения наших сексуальностей как «естественных» не так важна для аргументации, как тот факт, что они вообще существуют и что в развитых капиталистических обществах нет причин не считать свободу сексуального выражения правом человека (я не включаю в это обобщение формы сексуальности, связанные с нарушением или оскорблением прав других людей, например педофилию или насильственные сексуальные действия).
Загрузка...